Живые записки Антона Носика

В ночь с пятницы на субботу жители Парижа подверглись атаке террористов.
А россияне, поставившие себе в минувшие выходные французский флаг на аватарку в знак солидарности с жителями Парижа, подверглись в субботу и воскресенье атаке штатных и нештатных говноедов.

Говноеды негодуют: что ж вы не ставили себе российский флаг, когда на Синае разбился наш А321?!
Ведь наши 224 больше ихних 129!
Что ж наших-то погибших не пожалели?! Двойные стандарты! Мама, наших бьют!!!

Вопрос очень простой, но, в самом деле, требующий ответа.

Начнём с «не пожалели».

В Каире и Лондоне, Вашингтоне и Париже, Минске и Кишинёве, Анкаре и Улан-Баторе, Брюсселе и Киеве, после катастрофы А321 выстроились очереди из местных жителей к российским посольствам, с цветами и соболезнованиями. Об этом писали и местные СМИ, и даже киселёвский Sputnik. Про это есть фото и видео, есть репортажи, есть твиты российских диппредставительств со всех концов Земли.

А теперь давайте про флаг.

Что случилось в Париже в ночь с пятницы на субботу?
Исламское Государство нанесло удары по Французской Республике.
Президент Французской Республики в ту же ночь выступил с обращением к нации, и сказал: на нас напали враги-террористы из ИГ, мы им ответим.
В воскресенье вечером французские самолёты вылетели бомбить сирийскую столицу Исламского государства. Это война, в которой лично я поддерживаю французскую сторону.

По-моему, довольно логично, чтобы люди, которые в этой войне поддерживают Францию, а не ИГ, выразили свою солидарность. Например, покрасив аватарку в цвета французского флага. Или подсветив теми же цветами здания в центре своих столиц. Если какому-то говноеду это не нравится, то он приглашается есть своё говно молча, потому что его разрешения поддержать войну Франции против ИГ никто не спрашивал. Почавкивать, впрочем, можно — что мы и наблюдает в Фейсбуке.

А что случилось в России, когда над Синаем разбился А321?
Президент РФ ни с каким обращением ни к кому не выступил по сей день.
Власти России возбудили уголовное дело по ст. 263 УК РФ — «Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации железнодорожного, воздушного, морского и внутреннего водного транспорта».
Спустя 17 дней после катастрофы расследование по-прежнему ведётся в отношении двух российских юрлиц: авиакомпании «Когалымавиа» и туроператора «Бриско».
Ни одного официального объявления о связи между катастрофой А321 и военными действиями российских войск в Сирии по сей день не прозвучало. Фразу «ИГИЛ объявил нам войну» до сих пор не произнесло ни одно официальное российское лицо.

Так с чем же должны были солидаризоваться подлые двуличные иностранцы, которые принесли цветы к российским посольствам, а триколор на аватарку не поставили? С претензиями российских властей к перевозчику «Когалымавиа» и туроператору «Бриско»?

По-моему, разница между солидарностью и соболезнованиями — вещь достаточно очевидная, если включить головной мозг. Когда 447-й рейс Air France пропал в небе над Атлантикой, унеся жизни 228 пассажиров и членов экипажа, флагов Франции тоже никто не вывешивал. Жертвам катастрофы и их родственникам можно соболезновать, но солидарность — это, братцы, о другом.

С французскими ВВС, бомбящими Ракку, я солидарен. Этот город нужно бомбить до последнего моджахеда. Пушков нам уже объяснил, почему российская авиация Ракку бомбить не собирается, но кто-то ж должен закатать столицу ИГИЛ в асфальт и вбомбить её в каменный век. Если это будут французы — я солидарен с их намерением. Allons, enfants de la Patrie, и далее по тексту.

А со следователями СКР, пытающимися перевесить ответственность за теракт с ИГИЛ на «Когалымавиа», я не солидарен ничуть.
В моём представлении, они тут скорей на стороне ИГИЛ выступают, третью неделю пытаясь публично переложить ответственность с больной головы на здоровую, с исламской террористической организации на российское юрлицо, которое в этой истории — точно такая же жертва, как любой из пассажиров.

Надеюсь, однажды мы этих государственных мужей увидим на скамье подсудимых по статье «пособничество ИГИЛ».

После сообщений о числе раненных в парижских терактах — самое время рассказать про доктора Дэвида Якова Галеви Эпплбаума из иерусалимской клиники «Шаарей Цедек».

Родился он в 27 декабря 1952 года в Детройте, штат Мичиган. К 20 годам получил первую степень по психологии, к 22-м — вторую, по биологии. Параллельно 11 лет изучал религиозные законы в Ешиве Бриск в Чикаго, где в 1974 году получил смиху (звание раввина) от своего учителя — знаменитого рава Соловейчика. А после всех этих студий, как какой-нибудь Швейцер, отправился изучать медицину. Диплом получил в Университете Огайо, и там же, в Кливленде, три года проходил специализацию в клинике Mt Sinai, а в 1981 году уехал с женой и двумя дочерьми в Израиль, где за последующие годы у них родилось ещё четверо детей.

В Иерусалиме доктор Эпплбаум устроился дежурантом в приёмнике больницы «Шаарей Цедек» (на фото), а вскоре возглавил отдел неотложной помощи в службе «Маген Давид Адом». Он был выдающимся организатором израильского здравоохранения, и много всего полезного создал, используя глубокое знание и понимание процессов первичной сортировки больных при поступлении в стационар. В частности, он создал по всей стране сеть медицинских кабинетов «Тэрем», в задачу которых входит срочная амбулаторная диагностика и первая помощь при медицинских проблемах, не требующих госпитализации. Чтобы понять идею, достаточно привести одну цифру: обследование больного в приёмнике любой государственной больницы обходится сегодня в 800 шекелей, а комплекс тех же мероприятий в частном «Тэреме» стоит 200. То есть система капитально разгрузила и больницы, и больничные кассы (оплачивающие помощь для застрахованных), и облегчила жизнь всем тем, кто платит за лечение в Израиле из собственного кармана. Но вспомнил я о докторе Эпплбауме не из-за «Тэрема», а из-за совершенно другой его инициативы, которая сегодняшнему Парижу нужна позарез — а в Москве после «Норд Оста» могла бы спасти десятки жизней заложников.

В иерусалимской больнице «Шаарей Цедек», где он проработал до конца жизни, доктор Эпплбаум создал специализированное подразделение, которое называется Shock and Trauma Unit. Это такой отдельный отсек, примыкающий к приёмному отделению, но имеющий отдельный заезд для доставки больных (на фото), который в обычное время просто пустует: там нет ни врачей, ни пациентов. Но стоит случиться очередному теракту в Иерусалиме или его окрестностях — как в этот блок начинают свозить пострадавших. И там, благодаря модульному устройству всех койко-мест, им могут одновременно выполняться все необходимые процедуры, диагностические и лечебные — от рентгена, УЗИ, забора анализов и переливания крови до операций любой степени сложности. Благодаря планировке помещения, модульное койкоместо позволяет сразу четырём специалистам производить манипуляции над одним больным.

При этом обычный приёмник больницы, расположенный здесь же за железной дверью, продолжает функционировать в обычном режиме, принимая и сортируя плановых больных. Таким образом, теракт не парализует детельность того стационара, куда везут пострадавших, а персонал приёмника, оформляющий и осматривающий плановых больных, не мешает выполнять свою работу хирургам, реаниматологам и другим специалистам по экстренной медицине.

К сожалению, самого доктора Эпплбаума созданная им система экстренной помощи спасти не могла. В сентябре 2003 года он вернулся из США, где читал курс лекций по организации экстренной медицинской помощи, чтобы успеть на свадьбу своей дочери Навы. Вечером накануне торжеств он отправился с дочерью в кафе «Гиллель» на улице Эмек-Рефаим, выпить кофе и побеседовать о жизни. Взрыв, устроенный хамасовским смертником вечером 9 сентября у входа в этот «Гиллель», унёс жизни Дэвида Эпплбаума, его дочери, охранника, вставшего на пути у террориста, и ещё четырёх посетителей кафе. 57 человек с травмами различной степени тяжести «Маген Давид Адом» развёз по иерусалимским клиникам. Взрыв случился в 23:15, а хирурги в Shock and Trauma Unit клиники «Шаарей Цедек» закончили оперировать поступивших туда пациентов около 08:00 следующего утра. И только потом, когда они вышли, размывшись, в приёмник, им рассказали, что жертвами ночного теракта стали доктор Эпплбаум и его 20-летняя дочь.

Иерусалимский опыт Эпплбаума по созданию специализированных блоков экстренной медицины на базе обычных стационаров в последние десятилетия изучается и внедряется в разных странах, по мере того, как там всё чаще сталкиваются с привычным Израилю типом чрезвычайных ситуаций. Свой последний доклад в США, за день до гибели, Эпплбаум сделал в Нью-Йорке на конференции, посвящённой второй годовщине терактов 11 сентября.

Я не очень себе представляю, как организованы службы экстренной медицины в Париже, и как они в эти выходные решают проблемы 352 пациентов, получивших ранения и травмы в ночном теракте. Но думаю, что в нынешних обстоятельствах опыт доктора Эпплбаума стоит изучать не только американцам или французам. Срочная, квалифицированная и эффективная помощь пострадавшим в терактах — не менее важный фактор противодействия международному терроризму, чем силовые меры и политические шаги.

В моей френдленте, практически подряд, macos любуется видами Парижа со смотровой площадки tour Maine-Montparnasse...

...а zyalt, ворча на окружающий пейзаж, фотографирует с такой же примерно высоты ступу Боднатх на северо-востоке Катманду:

Смотрю я на эти картинки, и ловлю себя на мысли, что в 15-й аррондисман мне совершенно не хочется, а случись оказия вновь оказаться в долине Катманду — поехал бы завтра же, не раздумывая. Хотя, казалось бы, Париж опрятен и уютен, населён друзьями и родственниками, а Непал — беден и грязен, и нет у меня там ни друзей, ни знакомых, на тысячу вёрст вокруг. Но так уж случилось, что Гималаи волшебны, и жизнь у их подножия — сказка, а в Париже всё очень скучно и по-европейски предсказуемо. Доктор, что со мною не так?

— Monsieur, je suis très, très désolé d' être le vingtième, — вполне искренне воскликнул сегодня около полуночи парижский наркот, подкарауливший меня у выхода из метро с уже привычной просьбой денег на еду. И есть о чём жалеть, потому что как раз семнадцатому я дал евро. Уже, честно говоря, и не помню, почему.

До этого в вагоне пожилой носатый мужчина, похожий на пенсионера силовых структур, сгорбившись на откидном сидении у окна читал книгу в твердой обложке, озаглавленную 10 très Bonnes raisons de restaurer la monarchie.

А ещё через 15 минут после встречи с двадцатым за день попрошайкой, на углу улиц Лувр и Кокийер, худосочный педераст в белом плаще вручил мне листовку на глянцевой бумаге и призвал голосовать за Сеголен Руаяль на социалистических праймериз в ближайшее воскресенье. Tout le monde peut voter au primaries, гласила листовка. Если не изменяет мне память, Сеголен Руаяль — безработная мать-одиночка с четырьмя детьми, которая в 2008 году не оставила французскому избирателю никакого выбора, кроме как выбрать Саркози президентом. Её повторное выдвижение могло бы оказаться единственным шансом Сарко остаться на второй срок. Я всерьёз подумал, не остаться ли тут до воскресенья, но, наверное, выражение tout le monde не стоит понимать до такой степени буквально. Так что пусть коротышка отдувается без моей помощи.