Живые записки Антона Носика

Прочитал в ЖЖ очередную проповедь на пять экранов о том, как плохо, когда мужчина не умеет готовить еду, стирать и убираться по дому. Какой мужчина от этого становится лентяй и паразит, как плохо с ним рядом женщине, которой достаётся роль вечной прислуги…

Честно говоря, мне в 2017 году такие рассуждения кажутся таким же анахронизмом, как запрет саудовским женщинам водить автомобиль. Не понимаю, при чём тут вообще гендерный вопрос. И как разруливать эту проблему, скажем, в случае однополой пары или шведской семьи.

Мне кажется, уборка помещений и стирка/сушка белья — если они не включены в какое-нибудь послушание или медитативный ритуал — являются тупыми механическими занятиями, пустой тратой времени единственной жизни. Для человека, который по основной специальности занят чем-то более интересным и содержательным, логично посвятить это время труду или досугу, а уборку и стирку поручить людям, которые этим ремеслом себе на жизнь зарабатывают. Благо людей такой профессии во всяком обществе хватает. И везде они берут за свои услуги плату, несопоставимую с расценками квалифицированного труда специалиста любого профиля.

Что касается приготовления еды — я знаю массу людей, разного пола, возраста и рода занятий, получающих удовольствие от этого процесса. Готовить еду должен тот, кому это нравится. Если нравится обоим партнёрам — могут готовить вместе, или по очереди. Если никому не нравится — можно питаться в общепите, заказывать из него доставку на дом, покупать в магазине готовое для разогрева...

Ни в одном из этих вариантов не вижу повода бередить гендерный вопрос.
Но, просто, видимо, есть такие ораторы, которым никакой другой не интересен.
Для них и вопрос «Который час?» является гендерным.

Третьи сутки содрогается Лазурка (а с нею и близлежащая Лигурия) от торжеств, посвящённых свежеразменянному девятому десятку жизни Бориса Михайловича Носика. Напрасны были все попытки ФСО Николя Саркози и организаторов этапа Paris Nice гонки Tour de France помешать нашему веселью, перекрыв все въезды и выезды в столицу Приморских Альп: мы прорвались и празднуем.
( Еще фото )
Всё же поразительно, до какой степени папа мой сумел сохранить на 82-м году жизни и память, и рассудок, и здоровье, и интерес к жизни. Невольно задумываюсь, есть ли хоть один шанс на свете, что мне точно так же повезёт. Но парой секретов, наводящих на сильные в этом сомнения, вынужден поделиться.

За всю свою жизнь папа не выкурил ни одной пачки сигарет и не выпил ни одной бутылки пива, не говоря уже о более крепких напитках.

Ну, и не живёт в России с 1982 года.

По данным Всемирной организации здравоохранения, последний фактор является самым важным для мужчин.

Предисловие публикатора: Вчера я назначил маме встречу на Большом Белом Круге возле РИА «Новости».
Мама сказала: я там была один раз. Меня туда вызывали в КГБ.
Я попросил маму описать, как это было.
Она описала.
Читайте, наслаждайтесь.
Автор — Виктория Мочалова.
Перепечатка свободная.
Эховцы и Наргиз Закировна, можете маме блог завести.
Не забудьте только трансляцию из ЖЖ прикрутить.
elisssa, запомни, как в нашей молодости называлось место твоей нынешней работы. Я очень рад, что скоро смогу сказать «бывшей работы».

В далёкие советские времена это было. Но впечаталось в память накрепко.

Начать с того, что весь «наш круг» в 70-е годы прошлого века обвально рушился из-за внезапно открывшейся эмиграции, да и моя собственная семья была на грани непосредственного участия в этом процессе, но некие посторонние, или, напротив, слишком внутренние (старые родители, не склонные к перемене участи, муж-художник, идентифицировавший себя именно как делатель местной истории искусства, правда, впоследствии переменивший свои взгляды) факторы тогда этому помешали. Ну, помешали и помешали. Roads we take. Мой сын, тогда школьник, был очень разочарован «отсутствием решения» и писал на эту тему весьма эмоциональные тексты сионистского толка (впоследствии и он реализовал свои идеи - уже в индивидуальном порядке).

В этот бурный период (впрочем, в стране нашего проживания практически каждый период может претендовать на это наименование, не правда ли?) те, кто по каким-то причинам принимал решение не уезжать, принимал на себя другие риски. В частности, связанные и с теми, кто уехал.

Один из моих уехавших друзей прислал мне какое-то письмо-передачку (в те времена не было интернета, и подобного рода пересылки осуществлялись только с помощью таких «оказий») с одним из зарубежных корреспондентов, приехавших работать в Москву. Помню, как этот корреспондент позвонил мне, договариваясь о встрече, и удивил описанием себя: «Я среднего роста, в очках, мне 34 года». Видимо, он полагал, что после такого исчерпывающего описания я непременно узнаю его в толпе на уличном месте встречи. Ну, тем не менее, как-то встретились, познакомились, даже стали общаться «домами», ходить друг к другу в гости…

В один непрекрасный день мне позвонили из КГБ и пригласили на встречу. Разумеется (поскольку мы все были обучены - странно теперь, без всякого интернета, благодаря одному только самиздату - придерживались правил, описанных в памятке Александра Есенина-Вольпина тем, кому предстоят допросы), я или бросала трубку, или отвечала, что это розыгрыш, или что с незнакомыми людьми по телефонному звонку я не встречаюсь, или что если это действительно ОНИ, то существует процедура (повестка и пр.), которой я требую придерживаться. Такая длинная была телефонная атака, просто осада, и такие были мои разнообразные ответы в соответствии с рецептами Есенина-Вольпина и других «бывалых» (помню, как я орала на приятеля, пошедшего встречаться с НИМИ по первому звонку, что он не усвоил существующих правил поведения с драконом). Они звонили мне домой, звонили и тогда, когда я, отвезя ребёнка в школу, входила на работу в Трубниковский, буквально в эту минуту. Стало быть, следили, хотя я этой слежки не замечала, скорее всего, по рассеяности и невнимательности. В какой-то момент они сказали, что приедут в дирекцию моего института и оформят «привод». Наверное, брали, что называется, «на понт», но мне не хотелось такого скандала, и я сдалась, согласилась встретиться в предложенном ими месте - там, где теперь РИА-новости.

Человек, ждавший меня там, провёл меня в нечто подобное бару, где мы и уселись, предъявил своё удостоверение (помню смутно - «полковник», увы, имени не запомнила, да и есть ли у него имя вообще?), и сразу заявил, что хотя он и из КГБ, но - «не заплечных дел мастер», а - из контрразведки (умеем ли мы различать нюансы говна?). Его интерес ко мне оказался связанным именно с тем зарубежным корреспондентом, который был «среднего роста, в очках, 34 лет отроду» (по версии КГБ - чуть ли не шпион, который почему-то не особенно доверяет специально подосланным к нему агентам женского пола, а, как КГБ стало известно - доверяет мне). Поэтому они и обратились ко мне (=вы его знаете, а он только вам доверяет). Разумеется, на встрече я держались солженицынской триады «не верь - не бойся - не проси», и когда он говорил, что «ваш сын скоро будет поступать в институт, а мы можем помочь», «вы переписываетесь с теми-то и теми-то эмигрантами (названы были точные имена)», я, как могла, держала удар.

Но когда он перешёл от покупок и провокаций в наступление, сказав: «Что же, лавры Мата Хари вас не соблазняют?», я ответила решительным отказом.

- А если родина попросит, прикажет?

- А если родина прикажет мне станцевать за Плисецкую?

- Ну, вы не так просты, как хотите казаться. И я просто не знаю, что написать про вас в отчёте.

Не знаю, что он в итоге в своём отчёте написал, но к моей чести можно отметить, что больше они ко мне не обращались. В тогдашней нашей этике это считалось показателем.

Дядя Барака Обамы, про которого в мемуарах президента США сказано, что он 25 лет назад пропал из виду в окрестностях Бостона, неожиданно объявился — в тех же краях, где и потерялись в своё время его следы. Оказалось, что дяде уже 67 лет, но он бодр и весел, проживает в США по-прежнему нелегально, пьёт за рулём, и в гробу видал стоп-сигналы. В связи с чем в очередной раз арестован полицией, посажен в кутузку, и ждёт депортации, решение о которой было вынесено иммиграционными властями ещё во время одного из прошлых его арестов.

Тётю Обамы, тоже живущую в Бостоне, суд постановил депортировать ещё в 2004 году. Правда, в 2010-м решение было пересмотрено в свете изменившихся обстоятельств. Судья согласился, что в родной Кении тётю могут обидеть не только какие-нибудь враги США, но и местные власти, из высших внешнеполитических соображений, и предоставил ей статус беженки. Возможно, дядя президента сможет воспользоваться плодами этого решения, поскольку в США, как известно, действует прецедентное право, а фамилия у дяди — тоже Обама.

Читая эти истории, трудно избавиться от мысли, что пиндосская демократия — какой-то совершенно гнилой и нежизнеспособный режим. Не понимают они, что власть уважаема только тогда, когда она может позаботиться о своей семье до четвёртого как минимум колена. У нас бы такой дядя сидел в советах директоров госкомпаний, занимал бы должности вице-президента по GR в крупных банках (без присутственных часов), и ездил бы за пивом с мигалкой и шофёром.

Mon père сегодня завёл себе электронную почту типа Gmail.
Выдержал приличествующую случаю паузу (у мамы моей мыло с 1995 года), отпраздновал 76-летие, и сподобился.
На что общий родственник обрадованно заметил: ЖЖ, пусть заведёт себе ЖЖ!
А я подумал, что ещё лет через несколько, наверное, и до этого дойдёт (у мамы моей ЖЖ с июля 2001).
Пока хорошо б родитель освоил искусство создания документов в формате Word под Windows.
Потому что все свои тексты он до сих пор создавал на Макинтоше в экзотической кодировке 1988 года, печатал на бумаге, и в таком виде отправлял издателям в Москву, перекрывая одними принтерными расходами любые гонорары.