Поздравляю читателей этого журнала с наступлением календарной зимы.

Прямо сказать, это не самый простой сезон для выживания в условиях мегаполиса, расположенного на 55°45′ северной широты, в 1200 вёрст от ближайшей границы Полярного круга. Особенно если в этом мегаполисе за последние 865 лет не научились ни дороги строить, ни снег убирать...
Но в этих обстоятельствах нет, прямо сказать, никакой новости для жителей нашего бессолнечного города. Лично я пережил тут тридцать восемь зим, и не зажужжал. А самая, наверное, суровая зима на моей памяти случилась в январе 1992 году в Иерусалиме. Там городские власти не научились бороться со снегом за три тысячи лет — за ненадобностью подобных навыков. И, когда начался снегопад, его последствия для горожан оказались ощутимей, чем все разрушения от 39 иракских ракет, свалившихся на Израиль годом раньше.
В первые же часы после начала снегопада засыпало все наклонные участки Первого шоссе, соединяющего столицу с Тель-Авивом. Город оказался отрезан от побережья, а его жители, ездившие в прибрежные районы на работу, застряли вечером намертво в 40-километровой пробке между Латруном и Моцей. Меня оттуда выручил около полуночи фотокор «Маарива», прорвавшийся из Тель-Авива по встречке, чтобы отснять образовавшуюся пробку. По той же встречке мы с ним вернулись в редакцию, где я и заночевал. На обложке утренней газеты я обнаружил свою фотографию на фоне застрявшего автобуса.
На следующий день снежная буря слегка улеглась. На перевалы подогнали армейскую технику, снег расчистили, сообщение с Иерусалимом возобновилось. После работы я добрался до своей квартиры
на улице Рашба, о чём вскорости пожалел. Заполночь метель возобновилась с новой силой, а растущие в Иерусалиме южные деревья оказались не привычны к снегу на своих ветвях, и к утру город завалило не только сугробами, но и буреломом всех калибров. В соседнем доме со мной жил тогдашний мэр столицы
Тедди Коллек; на его машину ночью обрушился кедровый ствол, вмяв крышу белой «Вольвы» до самых подголовников. Таким же способом за ночь было уничтожено несколько десятков машин, припаркованных на городских улицах. Но это оказалась лишь малая часть проблемы. Упавшие деревья порвали все электрические провода в нескольких городских кварталах — Рехавии, Тальбии, Немецкой колонии, Мусраре. Без света остались жилые дома и магазины, школы и детские сады, фабрики и хлебопекарни. Из-за сугробов и поваленных деревьев встал городской транспорт. Но и на частных машинах через стволы, перегородившие улицы, было никак не проехать...
Не знаю, как я пережил бы без электричества и съестных запасов последующие трое суток (столько времени заняла у армейских и городских служб ликвидация последствий снегопада), но каким-то чудом в те дни в городе уцелела телефонная связь. Я созвонился с друзьями, жившими от меня в паре километров, и обнаружилось, что в их квартале, где последние деревья вырубили ещё при
фельдмаршале Алленби, и электричество есть, и даже магазины работают. Хотя, конечно, с едой наблюдается некоторая напряжёнка, поскольку жители всё смели впрок, новый товар не подвозится из-за перекрытого сообщения с прибрежной полосой, а местная
пекарня Энджела, снабжающая столицу хлебом, не справляется с возросшим спросом горожан на свои булки... К счастью, коренное население Иерусалима в ту пору не относило водку и вискарь к числу съестных припасов первой необходимости — так что в винных лавках в районе улицы Яффо перебоев со снабжением не возникло, и последующую пару дней мы провели довольно весело. Нашу пирушку прервало лишь известие о том, что дорога на Тель-Авив снова открыта. И, выпив напоследок за счастливое избавление, мы отправились в редакцию — рассказать русскоязычному читателю о снегопаде, на встречу с которым он, уезжая из Советского Союза в Палестины, меньше всего рассчитывал.